Новые крылья - Страница 21

Даже если вновь придется уезжать.

В помыслах своих так и останусь,

Сидя подле за руку держать.

27 апреля 1910 года (вторник)

Странный со мной случай. В мастерской у С., я, войдя, не сразу его заметил в темном углу. Маленькое тщедушное существо, похожее на мышку. Остренький носик, темные глазки-бусинки, узенькое бледное личико. С. сказал: «Племянник. Двоюродный. Алеша». Он поклонился из своего угла, одной головой, слегка только привстав, да так там и остался. Мы с С. болтали, вспоминали Петербург, наш театр, я звал его к Вольтеру, но он отказался, работает. Выйдя на улицу, услышал, как меня окликнули господином и по фамилии, женский голос, на Ольгин немного похожий. Обернулся – нет, не женский, детский. Этот племянник Супунова, подросток, почти дитя. Лет пятнадцать ему от силы, а то и меньше. Догнал меня, пошел рядом. – «Я желал бы с вами поговорить приватно, если вы имеете время». Вот еще новости! О чем же он желает приватно со мной говорить? – «Ведь вы начинаете как поэт? И близко дружите с господином Демиановым? Вы секретарь господина Вольтера?» Что никакой не поэт не стал возражать, со всем согласился. – «Я желал бы поговорить с вами о стихах». Боже мой! Что за недоразумение?! – «Позвольте мне зайти к вам. Когда вам будет удобно меня принять?» Удивлен и растерян до крайности, но делаю хорошую мину, как могу. – «Приходите, пожалуй, ко мне в гостиницу. В Метрополь. Завтра или сегодня часа в два». – «Я приду». И ничего не прибавив больше, пошел прочь. Глядя ему в след, я подумал тупо: «Il a l’air fragile». Только потом уж поняв, что это значит, и что уроки Демианова, все же, даром не прошли. Навестив Вольтера на его посту, закусив и выпив с ним немного, поднялся к себе. Наверху, в коридоре встретил Митю, он не в духе, жалуется на Вольтера, на его кутеж, на то, что денег уже, бог весть, сколько просажено зря. Ругает Москву и просит уговорить Ап.Григ. как можно раньше отправиться домой. Он не понимает, зачем мы сюда приехали, откровенно говоря, я уже тоже не понимаю. Театр мы организовывать могли и дома, да еще и с бóльшим успехом. А тут прозябаем прямо. У себя в номере ходил из угла в угол, выглянул в окно и не столько увидел его, сколько угадал, малюсенькая фигурка на Театральной площади. «Il a l’air fragile». Вот привязалось! Высунулся, окликнул его, позвал подняться. Он сидел у меня, молчал. Погрыз предложенную конфетку, действительно, мышоночек. – «Я вот собственно с чем». Протягивает журнал, московский. Что такое?! Стихи Демианова, а впереди моя фамилия – посвящение. Напечатано раньше чем в Петербурге, у меня аж волосы дыбом на затылке. Сделал лицо недоумевающее, что, мол, от меня нужно? – «Скажите это правда?» – «Что вы?» – «Вот, всё что в стихах». Как мог, делал вид, что не понимаю о чем он, а сам-то прекрасно уж понял, что его интересует. Вот это мальчик! – «Не знаю, что вам сказать. Разве так спрашивают?» – «Понимаете, мне очень нужно знать, я совсем один, и если есть люди, которые…– замолчал, потупился». В конце концов, разве я сторож его морали? – «Все это есть. И все это правда». – «Умоляю вас, расскажите!» Я, собственно, почти как он, немногим старше и не слишком опытен. Когда я усмотрел на себя влияние, меня это страшно смутило, а он, вот, сам ищет вожатого. Я предложил ему быть на «ты». Понемногу разговорились не так принужденно, как поначалу. Показал ему кое-что из своих стихов. Рассказал, слегка, может быть, приукрасив кое-где, наш роман с Демиановым. Почитал стихи М.А., какие помнил. А то самое, нежное, даже несколько раз. Он так умилительно раскрывал свои черненькие глазки, в каком-то чуть не мистическом восторге, и шептал: «Я ничего не знал. Я ничего не знал!» Ходил провожать его до Никитских ворот. На прощание он попросил его поцеловать. Я коснулся губами его полуоткрытых теплых и влажных губ, пахнущих конфетами. Так пошел он от меня просвещенный, посвященный. Странный случай. И странный мальчик. А я-то хорош! Нашелся соблазнитель юношей.

Вольтер на своем месте. Не надоело ему.

28 апреля 1910 года (среда)

Ап.Григ. вручил мне адреса, по которым нужно съездить, осмотреть помещения для театра.

Телефонировал Демианову. Он кисел, говорит, что скучает, но несколько равнодушно. Неужели, с глаз долой – из сердца вон? Может, голова у него, болит опять? Или дома что-то не то?

Заехал за Мышонком, позвал его с собой, все же, вместе веселее. Он Москву еще плохо знает, мало где бывал один. Так целый день вместе заблуждались и выбирались, то пешком, то на извозчике. Болтали непрерывно. Мышонок большой фантазер. Слушаешь и не знаешь, чему верить в его рассказах, а что он тут же, сочинил, прямо на ходу. Он и не скрывает, что любит выдумывать. Обедая в трактире, вместе сочиняли истории о волшебной стране Розовых Грез с ее обитателями китайским юношей Сюнь Пэ, украинцем Барковщиной, французом мёсьё Лямуром, и фламандкой фрёкен Пипи. Таких насочиняли сказочек, сам Демианов мог бы, если не позавидовать, то удивиться. Немного хулиганские, однако. Но было очень, очень весело. До вечера время промчалось незаметно. Только когда уж стало темнеть, сообразили, что Мышонку давно нужно домой. Отвез его.

Вечером с Вольтером были в театре. А после он опять в свое не успевшее еще остыть ресторанное кресло, а я к себе в номер.

mon cœur, genou, ceux-ci

Мсье Монкёр картежник и маркёр

Побил свою жену мадам Жену

За то, что не спросив, с мсье Сёси

Уехала кататься на такси

la bouche, carotte, les dents

Властительница душ мадам Лябуш

Открыла рот: вошел мсье Карот

Ему решительный отпор был тут же дан

Драчливыми кузенами Ледан