Новые крылья - Страница 16

8 апреля 1910 года (четверг)

Заезжал в типографию. Афиши готовы. Вольтер простудился, лежит в постели, чихает. Бедный Аполлон! Митя возле него очень трогательно хлопочет. Занимались перепиской, но скоро у него усилился жар, и мне пришлось уйти. Гулял по Невскому. Заходил в лавки, просто так, поглазеть. Этим приказчикам лучше не попадаться! Чудом унес ноги, ничего не купив. Хоть денег почти нет, но могли всучить и в долг. А, все же, присмотрел себе несколько галстуков и модный пиджак. Миша к галстукам питает слабость. Нужно будет купить и ему. А мне не мешает приодеться получше. Как только получу что-нибудь от Вольтера, непременно побалуюсь обновкой.

Как быстро и чудесно переменилась моя жизнь. И сам я теперь совсем другой. Миши дома не было, но я, почему-то, так и ожидал. Ноги, как будто, сами понесли к Ольге. У Ольги в гостиной плотно занавешены окна, полумрак и свечи. Они с Таней во что-то такое играли, я им помешал. Таня была немного раздосадована тем, что я явился не вовремя. Открыли шторы, впустили свет. Чтобы утешить Таню, и всем повеселиться, сели гадать по книжке. Взяли Онегина. Тане вышел «убогий француз», мне «я другому отдана и буду век ему верна», и еще всякий вздор. Но было занятно. Мы все пророчили друг другу разные небылицы, фантазировали, Таня разоткровенничалась немного слишком. В нервическом возбуждении, таинственно настроенную я повел ее домой.

Прощаясь, Ольга делала мне знаки, чтобы я вернулся. Но, придя домой, снова идти к ней было неловко перед домашними, и я остался. Сел разбирать французский роман, что-то плохо он у меня движется, слишком быстро я над ним засыпаю.

9 апреля 1910 года (пятница)

Бедный Вольтер совсем раскис. Мы с Мишей сидели у него в гостиной и играли в карты. Время от времени являясь на жалобные призывы скучающего А.Г. Впрочем, он быстро от нас утомлялся и даже начинал дремать, тогда мы снова возвращались на свою позицию. Миша очень увлекательно рассказывает о своем новом романе, но, кажется, он его немного забросил в последние дни. Надо полагать, на публику эта вещь произведет ошеломляющее впечатление. Ничего подобного еще никогда и ни у кого не было. Страшно только, как бы не нашлось среди критиков слишком много кирсановых. Литературное общество, в котором состоит Миша, недавно созданное им и его товарищами, со многими из них я еще не знаком, собирается по средам на квартире у Вячеслава Петрова. Миша считает его в некотором роде своим учителем и очень дорожит его мнением обо всем. Позвал меня в среду на их собрание. Я немного сомневаюсь, стоит ли идти. Миша читал мне стихи этого Петрова. Ничего замечательного я в них не увидел, хоть и числится этот Петров среди лучших поэтов Петербурга. М. был разочарован, и даже немного обижен тем, что я ничего не понял. Отчасти чтобы утешить его, но и для собственного удовольствия, я стал декламировать его стихи и восторженно их хвалил. М. был растроган почти до слез. Милый, дорогой, прекрасный мой поэт! Целовались прямо в гостиной Вольтера. В поцелуях украдкой, в боязни быть застигнутыми врасплох, есть особая прелесть и наслаждение.

10 апреля 1910 года (суббота)

Мы с Таней оба в горячке. Как в детстве, как всегда. Маме с ее распухшими ногами и пальцами, трудно теперь за нами ухаживать. Но, слава богу, мы больны не тяжело. Целый день грезил во сне и наяву. Пытался брать книги в постель, но чувствую себя слишком слабым. Нетяжелая болезнь может быть даже приятной, когда есть покой, тепло и горячее питье, приготовленное мамой.

11 апреля 1910 года (воскресенье)

Болен. Записка от Ольги. Письмо от Миши. И кто-то приходил справляться от Вольтера. Был доктор.

12 апреля 1910 года (понедельник)

Все еще болен. Несколько даже хуже. Тяжелые тревожные сны. Я, кажется, кричал и метался. Это жар на меня так действует. Миша приходил. Сидел рядом, клал руку на лоб. Я брал ее, подносил к губам и целовал. Он утешал меня ласковым шепотом, когда мама принесла чай, сам меня поил.

13 апреля 1910 года (вторник)

Болен. Скучно. Жар постепенно уходит. Миша не приходил. Не болен ли и он?

14 апреля 1910 года (среда)

Чувствую себя лучше, но еще очень слаб. Таня не встает. Никуда не выходил. Написал Вольтеру, Ольге и дорогому М. Посидел немного с французским романом. Бывает так, что слов почти совсем не понимаешь, а смысл, все же, угадываешь.

15 апреля 1910 года (четверг)

Таня все лежит. Доктор был у нее. Мне гораздо лучше, но выходить еще не решаюсь, слабость в ногах и голова немного кружится. От Миши записка, он действительно, бедненький, заболел. От В. сам Дмитрий Петр. приезжал обо мне справляться. Все меня ждут, всем я нужен. И даже художники сетовали, что приходится обходиться без моей помощи. Вот не ожидал! Наши возрожденцы вовсю развешивают картины. Даже не верится, что выставка скоро состоится, и что все мои усилия не только не напрасны, а принесут плоды.

16 апреля 1910 года (пятница)

Не чувствуя себя совсем здоровым, все-таки пошел к А.Г. После нескольких дней болезненного заточения всё вокруг для меня ново и немного странно. И сам я обновленный, еще растерянный, не вполне готовый возвратиться к обыденной жизни.

Ап.Григ. обрадовался мне несказанно. Он меня никак не ожидал так рано, сам он еще хлюпает носом и поперхивает, но аппетит его никогда не страдает. Усадил меня с собой завтракать. Солнце светит в окна, на улице все тает, и заливаются птички. На праздничной неделе, вероятно, будет открыта наша выставка. Аполлон доволен. Выплатил мне жалование, на радостях и к празднику прибавил целых 5 р. Дмитр.Петр. уехал куда-то к родным на неделю. Мы вдвоем с Аполлоном сели разбирать счета. Потом писали письма. Так как не совсем еще оправился, я быстро устал и при первой же возможности поехал домой. По дороге зашел в лавку купить подарки всем своим. У нас Ольга, приехала навестить Таню, и меня, конечно, а я-то, не дождавшись, упорхнул. Ольга смеялась: «Вот так больной!» Девочки к Т. тоже заходят, но ей не до чего, совсем, бедняжка, расхворалась. Несмотря на усталость и легкий жар, я пошел провожать Ольгу. Погода прекрасная, если б не болезнь, гулять бы только и кататься. Ольга звала к себе, но я обещал в другой раз.